08.05.2024
О боровичских поэтах-фронтовиках

 Лев ФРУМКИН (1912 – 1990)

С первых дней войны работал в редакции газеты «Боевая красноармейская» 3-й Армии, которая в первые месяцы войны располагалась в Окуловке. Потом была 2-я Ударная на Волховском фронте, ад долины смерти под Мясным Бором, плен, когда каждую минуту из четырёх лет был на волосок от смерти. Как прошёл все ужасы фашистского плена, как выжил, вспоминать не любил. С 1945 года жил в Боровичах, преподавал русский язык и литературу в автодорожном техникуме. В 1960-70-е годы – руководитель Боровичского ЛитО.

В ЭТОТ ДЕНЬ

В огонь боев рвались не для того ли,
Чтоб нам дожить до радостного дня,
Когда согласно всенародной воле
Права свои осуществит весна.

Когда разливом чувств своих заполним
Проспекты и проулки городов,
Когда без дрожи в сердце снова вспомним
И кровь, и пепел четырёх годов.

Чтоб мы потери наши наверстали,
Не зная утомленья и седин,
Чтоб нас к победам вёл товарищ Сталин,
Ему мы голос сердца отдадим.
1942 г.


 Юрий ШАРКОВ (1915 – 2005)

Призван в армию в 1939 году, младший техник-лейтенант. Воевал на Карельском перешейке, на Волховском, Карельском и 1-м Дальневосточном фронтах, а это долгих 7 лет. За его плечами разгром японских войск, Харбинско-Гиринская наступательная операция, за что получил орден Красной Звезды. Ему было что рассказать о том страшном времени. Только на фронте он не писал стихов, а потом, идя по дорогам памяти, с беспощадной правдивостью рассказал нам о войне. После войны – геолог, кандидат наук. Преподавал в Московском государственном университете. Автор четырёх поэтических сборников. 

В ДОЛИНЕ МСТЫ

Они родились здесь. Их имена
На обелисках строками скупыми.
Могилы их в далёких сторонах.
Здесь живы те, что помнят их живыми.

Следы их в рощах тропы берегут
И пустоши с цветами полевыми.
И сосны на песчаном берегу
Шумят о том, что помнят их живыми.

А мы, что вместе с ними шли «Вперёд»,
И были там, в одних воронках с ними,
Мы, ветераны тех стрелковых рот,
Последние, кто видел их живыми.

«За мной, вперё…», другой молил: «Добей!»
А этот, синеглазый, молча падал.
Мы, ветераны рот и батарей,
Их славу проносили по парадам.

Умрут друзья. И внуки. И река
В своих заботах позабудет имя.
Но безымянной доблестью – в веках
Те, мёртвые, останутся живыми.

«…По ночам, когда выпадала 
передышка на фронте, 
мы читали друг другу стихи…»

Когда в дорогах под бомбёжкой
Я прятал тело в колеях,
Когда укладывало в лёжку
Огнём нежданным на полях,

Иль «мессер» очередью длинной
На перебежках нас хлестал,
Ничком бросая в жар полынный, –
Кто как, а я стихи читал.

Я их читал остервенело,
Тем яростней, чем жутче бой,
Чем громче выло и гремело
Над самой нашей головой.
Они мне не были молитвой
Или проклятием врагу,
Но их спасательные ритмы
Определяли строй и слитность
На зыбком жизни берегу.

И поборов оцепенелость,
К опасности лицом к лицу,
Я вновь вставал и делал дело,
Как то положено бойцу.

Давно прошла пора геройства,
Гвардейской славы, тех побед.
И беды нынче – лишь расстройства
В сравненье с горем бранных лет.

А беды всё же лезут в душу.
И от забот и от обид,
Как в горькую полынь – в подушку
Зарыв лицо, наш брат не спит.

Но боль, какая б ни задела,
И не оставила следа –
Два бога – Родина и Дело
Да будут святы навсегда.

И коль не чаешь просветленья
Над головой среди стихий –
Я знаю мудрое спасенье:
Читать стихи.
Читать стихи!


 Пётр ПОЛЕВИКОВ (1919 – 2007)

Войну встретил 22 июня 1941 г. в Бресте. Служил артиллеристом в гаубичном полку. Воевать закончил в 1945 году в Австрии. Награждён орденом Славы III степени, орденом Отечественной войны II степени, боевыми медалями. В послевоенные годы – преподаватель Боровичского педагогического училища, автор двух книг.

Из военных воспоминаний Петра Полевикова:

«…22 июня 1941 г., плотно заполнив собой кузов полуторки, мы ехали по лесной дороге от разбомблённой немцами станции Иванцевичи. Идущий на бреющем полёте самолёт выскочил из леса, как чёрт из табакерки, и фонтанчики пыли, поднятые на дороге пулемётной очередью, быстро догнали машину. Самолёт исчез, как и появился. Василёк, гитарист, певун, любимец всей батареи, сидевший, прижавшись к моему левому плечу, сначала резко откинулся назад, а потом, словно сложился пополам, уронив голову на колени. Пытаюсь помочь ему распрямиться, ладонь вязнет в тёплой липкой крови. Василёк мёртв…
Мысль о том, что могу погибнуть, встречала во мне яростное сопротивление всех сил души. «А как же мама, отец? Как смогут они перенести сообщение о моей смерти? Как будут жить без меня?» – эти вопросы заставляли меня бороться за жизнь в самые трудные минуты военной поры… В первых числах января 1946 г., сразу после демобилизации, приехал в Чагоду, посёлок Вологодской области, где в войну жили родители. Было раннее холодное утро. Долго не решался постучать в дверь, наблюдая через низенькое полузамёрзшее оконце, как хлопочет у печи мать, как ворочается на лежанке отец. Я не был дома шесть лет и четыре месяца!
Когда вошёл, мать бросилась мне на грудь, а отец рухнул на колени перед иконой Спасителя. Сколько часов провели перед нею родители, вымаливая меня у смерти? Судьба, говорят, слепа, но уж точно не глуха к искреннему чувству и молитвенному слову родных душ…».

НЕПОГОДА

За окном порывы штормовые.
Непогода. Видимо, опять
Разболятся раны фронтовые,
Память мне скандирует: «Не спать».

Прошлое встаёт, как из тумана,
И в атаку поднимает вновь...
Скрежет танков, бой, навылет рана
И на снег струящаяся кровь...

Знаю я, что мой кошмар утонет
И растает в наступившем дне,
Но в ненастье так знакомо стонет
Внук, служивший срочную в Чечне.

МОИ БОРОВИЧИ

В этом городе юношей робким
Я впервые признался в любви.
Но война… Разошлись все тропки…
Гитлер мир утопил в крови.

Помню: бой, окровавленный ворот,
И сжимается вражье кольцо…
Я родной вдруг увидел город
И любимой девчонки лицо.

Штык под сердце фашисты вонзили,
Вместе с трупами сбросили в ров,
Но, казалось, добавил мне силы
Город, где я оставил любовь…

Партизаны спасли. Я выжил,
И вернул мне победный салют
Боровичские мирные крыши
И заветное слово «Люблю».


 Рейнгольд ПУЦИТ (1925 – 2016)

В конце 1943 года 18-летним мальчишкой он пошёл на фронт. Воевал миномётчиком на 2-м Прибалтийском фронте. В 1944 – серьёзное ранение, осколком перебило обе ноги. «Голени болтались, как плети», – вспоминал Рейнгольд Рейнгольдович. От ампутации ног его спасли чудом.
После госпиталя был признан негодным к строевой, но продолжал службу, сопровождая воинские эшелоны. Награждён орденом Отечественной войны II степени. После войны работал преподавателем в школах города и района.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Стоит солдат, любя прижавшись
К стволу берёзки молодой.
С родными не видавшись долго,
Он возвращается домой.

Идя просёлочной дорогой,
Он смотрит вдаль, где отчий дом.
Ещё мальчишкой босоногим
Здесь всё исхожено кругом.

Вот березняк, что протянулся
Стеной зелёной с двух сторон,
Солдату нежно улыбнулся,
Отвесив дружеский поклон.

А там полей, лугов просторы,
Вокруг такая тишина.
Невдалеке, за косогором,
Деревня милая видна.

Затем, пройдя ещё немножко,
Он начал встречу представлять:
Подходит к дому, у окошка
Сидит его седая мать.

Вот, наконец, он снова дома.
Нет ничего его родней,
Здесь всё так близко и знакомо
Неповторимостью своей.


 Лев АЛЬШИЦ (1912 – 2011)

Закончив исторический факультет университета, добровольцем ушёл на фронт. Воевал на Ленинградском фронте санинструктором 90-й Краснознамённой дивизии им. Суворова, а затем корреспондентом окружной военной газеты. Потом попал в школу переводчиков. В послевоенное время Лев Израилевич ещё несколько лет работал переводчиком в лагерях для военнопленных: в Таллине, Сталинграде, на Урале, в Боровичах. Когда лагеря расформировали, остался жить в Боровичах.

Воспоминания и размышления ветерана войны Льва Альшица

«…Блокада застала меня в студенческом общежитии университета, который я окончил, сдав на шестой день войны последний госэкзамен. В числе первых в блокаду стали умирать студенты. У них же не было домашних запасов продуктов. Прискорбно тогда было видеть, как на столе вахтёра множилось число писем, неполученных адресатами за выбытием из жизни. Когда среди нас кто-то умирал, то у живых не было ни сил, ни желания уносить умершего из комнаты куда-то. Было проще самим уйти из неё, благо комнат в опустевшем общежитии хватало. Я с друзьями уходил в библиотеку общежития, и там мы читали. Погружаясь в книжный мир, мы хотя бы на время забывали про смерть и голод. Так книга помогала нам выжить.
А потом был Ленинградский фронт, где я воевал санинструктором 90-й Краснознамённой дивизии им. Суворова. Трудно было и страшно. Я не был сильным физически, роста невысокого, а приходилось выносить с поля боя раненых вдвое больше меня. Там я начал писать стихи». Из фронтовой тетради:

Колпино в марте 1942 года

В крови и пламени зима
Прошла здесь поступью жестокой:
Стоят разбитые дома,
Зияют мрачно раны окон,
А трубы в поле страшной жатвы,
Торча средь пепла на снегу,
Как руки, подняты для клятвы
Жестоко отомстить врагу.

Памяти капитана Палёного

В атаку капитан Палёный
Вёл на рассвете первый взвод.
И вдруг упал, насмерть сражённый,
Лишь руку выбросив вперёд.
И мёртвый, нас на бой подъемля,
Лицом он к западу лежал,
Обняв руками крепко землю,
Которую отвоевал.
1942 г., Ленинградский фронт, 
д. Морозовка.

ПОБЕДА

Пришла Победа! Не дорогой роз,
И был на ней не праздничный наряд.
Она пришла в разрывах жарких гроз,
Под гул и рёв жестоких канонад,
Сквозь боль утрат невыразимо горьких,
Сквозь пыль руин в сожжённых городах,
В просоленной солдатской гимнастёрке,
Со знаменем, простреленным в руках.